Кому: Алексею Евдокимову
Тема: философия Б. Акунина
Привет, соавтор.
Так сказать, литературная новость: прочел новый роман мсье Акунина, именем «Ф.М.». Так сказать — потому что к собственно литературе все это имеет весьма опосредованное отношение: не книжка, а, натурально, какой-то развлекательный комплекс, двухтомное шоу «Зажигаем с Бэ Акуниным на любой вкус».
Для эстетов — постмодернистские игрульки с Достоевским (это он, собственно, и есть Ф.М.) — сочиненная за бородатого нашего классика повесть «Теорийка» — якобы набросок к «Преступлению и наказанию». Для пошляков — пикантные подробности его же, Федор Михалыча, сексуальных пристрастий. Для любознательных — сведения о всякой всячине: от отношений бородатого классика с алчными издателями до аукционных расценок на рукописи да автографы. Для продвинутых — наркоманская феня. Для любителей светских сплетен — экскурс в женские типажи Рублевки, перемигивание с Оксаной Робски. Для фанатов халявы — встроенный в книжку конкурс, призом имеющий золотую шайбу с четырехкаратным брульянтом. Ну разве что не танцует это самое «Ф.М.» и массажа пяток не делает: недорос еще интерактив.
Спросишь: а на фига ж я это читаю? Отвечу: отчасти, конечно, по долгу службы… а отчасти — из уважения к Б. Акунину былому, по роман, пожалуй, «Коронация» включительно. Это ведь был все-таки очень неглупый писатель.
Теперь-то, конечно, на имя «Акунин» у интеллектуалов принято реагировать гримасой. Дескать, фу, литературный проект — он проект и есть: герой — синтетический, язык — тоже синтетический, стерильная гладкопись, словно бы компьютерной программой «Толстоевский» выданная, реальность — синтетическая, литературная насквозь… Все правда. Однако же нечто живое там было, и это была авторская идея — вовсе не такая уж тривиальная, а главное, чертовски своевременная.
Ведь про что, говоря грубо, были романы про Эраста Петровича? Про то, как в театральных декорациях Российской империи ловит он преступников да шпионов, комбинируя Холмсову дедуктивную остроту с приемчиками из ниндзюшного арсенала? Нет, конечно же. А были они про, если угодно, конфликт порядка с хаосом; условного, не географического, но мифологического Запада — с безусловной Россией. Ведь именно западный гуманистический рационализм, религию Принципов, взращенную на ЧСД, Чувстве Собственного Достоинства, а прочности ради еще и снабженную каркасом из ориентальной жесткой этики, воплощал в себе навек примороженный личной трагедией, рассудочно-благородный Эраст Петрович. И конструкция эта, умозрительная, но обаятельная и высокоэффективная, при столкновении с Россией раз за разом терпела крах.
Нетрудно ведь заметить, что Фандорин неизменно прогирывал — некоторая странность для сыщика-супергероя, не правда ли? Да, злодеи неизменно разоблачались, но итоговый баланс потерь всегда был не в пользу Эраста Петровича.
В «Азазеле» он срывал вымечтанный леди Эстер план по переустройству мира и воспитанию Нового Человека. А может, зря? В «Турецком гамбите» расстраивал хитрую игру Анвара-эфенди, в дальнем результате которой Россия из монструозной сверхдержавы должна была сделаться заурядной европейской страной. А не напрасно ли? В «Статском советнике» разоблачал провокатора Пожарского с его идеей искоренения революционной заразы любыми средствами. А не лучше ли было дать князю развернуться, может, и не дошло бы до 17-го года?
Понятно, что ответа у Б. Акунина не было, но внятно поставленный вопрос дорогого стоил.
Что характерно: акунинские не только хулители, но и хвалители в массе своей вопроса умудрились не заметить, мессидж — проигнорировать. Машина русской литературы, побуксовав пяток лет, двинулась дальше — к другим вопросам.
А Б. Акунин своей писательской судьбой парадоксальным образом подтвердил собственную догадку: то, что на Западе могло бы быть литературной fair play, достойным и осмысленным развлечением джентльменов, в России быстро превратилось в балаган.
Александр ГАРРОС
29.05.2006
Новая газетаскачать dle 12.1 |
