В России нынче бдительность утроили.
Желает коллективный Саурон
карать фальсификацию истории,
Отчизне наносящую урон.
История… О, как должно икаться ей,
едва в стране наметится развал!
Что станут называть фальсификацией?
Медведев пригрозил, но не назвал!
Наука изыскания ускорила,
стирая наши бывшие грехи…
Я понимаю, почему история
сегодня озаботила верхи.
Не то чтобы в стране иссякли ценности,
но кризис прет в Россию напролом.
Не стоит говорить о современности:
уместней оттоптаться на былом.
Поднимем наконец до райских кущ его!
Мы жили в исключительной стране.
Да, мы не в силах изменить грядущего —
но прошлое подвластно нам вполне.
В конце концов, накоплен опыт ретуши
и навык пропаганды боевой.
На нем и так живого места нет уже —
но ничего, потерпит, не впервой.
Тем более для процветанья вящего
и наведенья шмона в голове
фальсификациями настоящего
исправно занимается ТВ,
и от его камлания истошного
краснеют все, кто не лишен стыда, —
но все-таки о чем-нибудь из прошлого
поспорить можно было иногда.
О Византии, помнится, поспорили,
о Ржеве Пивоваров снял кино…
Теперь уже, глядишь, и об истории
два мнения иметь запрещено.
Возможность пересмотра проворонена.
Бдит агитпроп, нацелясь сотней жал.
Мне даже как-то страшно за Солонина*
(Суворов, как вы помните, сбежал).
Историк не забросит больше невода:
за ним следит особый легион.
Что было, а чего, простите, не было
в истории — теперь решает он.
А то, глядишь, состроив рожи постные,
нас очерняет всяческая слизь…
Уже не помню: были девяностые —
иль сразу нулевые начались?
Не стану вас забрасывать цитатами, —
ей-Богу, ситуация смешна:
две тысячи восьмой с восьмидесятыми
сливается практически без шва.
Двадцатилетья не было проклятого!
Чуть зашатался душный наш Эдем,
как сразу после восемьдесят пятого
устроился спасительный тандем,
и окаянская, заокеанская когорта
тогда же получила по рукам…
А для дискуссий есть война Троянская:
Россия не участвовала там.
Оспорьте все, что было до Московии, —
упрек не воспоследует ничей!
…Когда-нибудь с учебником истории
ко мне заглянет внучек-книгочей:
— Скажи мне, дед, сияющая лысина, —
он скажет, усмехнувшись на бегу, —
вот тут у нас в учебнике написано,
но я поверить в это не могу…
Неужто в трудный час, в разгаре кризиса,
когда страна взахлеб пила этил,
ваш лидер на историю окрысился
и в прошлом разбираться запретил?
Неужто было это время странное,
ни разу не бывавшее допрежь,
когда носили только иностранное —
и постоянно кляли зарубеж?
Вранье звенело, как коровье ботало,
и все в душе смеялись над враньем;
притом ничто, как надо, не работало,
и это выдавалось за подъем;
сидела без работы вся провинция,
а силовик жирел, как василиск;
в сравненье с анекдотами про Вицина
культура деградировала вдрызг;
страна спала, нимало не разгневана,
верха пилили сырьевой барыш…
Скажи мне, это было или не было?
И я отвечу: — Не было, малыш.
Ты мог заметить: не люблю трепаться я.
То время было страшно и смешно,
и под названием «фальсификация» о
но теперь в историю вошло.
* Марк Солонин, специалист по истории Великой Отечественной войны.скачать dle 12.1 |
