Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль от Безенчука на земле стоял штабель гробов. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
- Восемь штук, -- сказал Безенчук самодовольно, - один к одному. Как огурчики.
- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров довольно.
- А гриб?
- Какой гриб?
- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москве гриб свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал перевели. Вот я и решил дела поправить. Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством, вмешался.
- Слушай, ты, папаша. Это в Париже грипп свирепствует.
- В Париже?
- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно - устроишься лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих гробовщиков хватит. Безенчук дико огляделся. Действительно. На площади, несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись, люди бодро держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись. Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и прочую публику, а Безенчук все еще стоял ошалело над своими гробами.
В наступившей темноте его глаза горели желтым неугасимым огнем.
Двенадцать стульев. Ильфи Петров.скачать dle 12.1 |
