Свобода режется на кусочки, как колбаса, и вручается как собачья радость.
Человек стоит у мехового магазина в розовой шкурке ушастого зверька и машет ладонью проезжающим автомобилям. На груди у него, как у пленного партизана маркетинговой войны, висит плакат с одним огромным словом: «Шубы!» Его наняли на день, чтобы он стоял на улице в розовой нелепой одежке с плакатом на груди и тем самым способствовал продаже мехового ассортимента. Он живая рекламная тумба.
Женщина сидит в окошке кассы и в ответ на протянутые ей купюры выбрасывает билеты для проезда в метро. Сотни, тысячи билетов в день. Ее мозг, имеющий самые многообразные возможности, обрезан работой до примитивных функций так же, как ее рука, которая лишена всех степеней свободы в пользу одного-единственного, повторяющегося час за часом жеста.
Это рабы. Рабство якобы отменено, а на самом деле присутствует в нашей жизни в полной мере. Только на место личной зависимости встала зависимость экономическая или социальная. Но раб не знает о смене зависимостей и исторической парадигме. Он гробит свою жизнь за кусок хлеба, превращая себя из человека в тупой автомат по размену денег или в ходячую рекламную тумбу.
Возникает вопрос: почему владелец магазина нанимает человека, а не ставит рекламный щит? Почему отупляющий труд продажи билетов в метро делает человек, а не арифмометр с расширенными функциями? Ответ элементарен: человек дешевле. Рекламная тумба занимает место, которое нужно оплатить. Механизм требует разработки, железа, пластмассы. К чему такие затраты, когда для тупого, одуряющего труда всегда есть неиссякаемый ресурс: человек?
Людей в современном мире стало очень много. И становится все больше. Пять миллиардов… шесть… скоро девять. Трудно даже вместить в сознание такую цифру: шесть миллиардов человек. У каждого свое лицо. Своя походка. Свои привычки. Свое желание счастья. Но мироустройство таково, что из шести миллиардов людей, живущих сегодня на планете, лишь самое малое меньшинство имеет право на индивидуальность. Это жители нескольких продвинутых стран с небольшим населением, обитатели Рублевок и Ницц, миллионеры и художники, политики и ученые. Остальные превращены в безликую массу, которая используется в экономике, как мясной фарш в кулинарии.
Людей стало слишком много, и они никому не нужны. Одним правительствам люди не нужны, потому что они не знают, как справиться с высокой рождаемостью, а другим правительствам они не нужны, потому что им неизвестно, откуда взять работу для всех этих бесчисленных людей; они не нужны учебным заведениям, которые не могут вместить их в свои классы, и пенсионным фондам, у которых кончаются деньги. Они не нужны системе здравоохранения, которая не может их всех по-человечески лечить, и даже тюрьмам они не нужны, потому что там на всех не хватает места. Но это еще только полбеды.
Люди, забытые своими государствами, брошенные своими политиками, одичавшие в атмосфере равнодушия, не нужны и самим себе. Мы живем в эпоху, когда человек — если он не любимый всеми орун Малахов или певун Киркоров — не интересен ни телевидению, ни литературе. Городские банды есть показатель одичания городского человека. Выход вверх, в пространство культуры или хотя бы на фальшивый свет шоу-бизнеса, перекрыт плотно пригнанными плитами. Родившийся рабом на всю жизнь остается рабом промышленности, которая забирает его тело взамен на уголь или кирпич; родившийся среди серых заборов и фабричных корпусов навсегда остается в этом пейзаже, как раб, потомственно приписанный к производству. Отдельные побеги не меняют картины в целом, как случаи беглых крестьян не отменяли крепостного права.
Человечество придумало радио, телевидение, подводные лодки, самолеты и даже процессоры с шестью ядрами, но оно не смогло придумать, куда девать миллиарды человеческих индивидуальностей, каждая из которых, если верить гордым конституциям и напыщенным декларациям ООН, имеет право на свободное развитие способностей, благосостояние и свободу.
На тебе твою свободу, раб эпохи хай-тек. Будь живой рекламной тумбой и автоматом по размену купюр. Будь офисным невольником, прикованным к компьютеру с 1С-бухгалтерией, как к тачке.
В советское время в Москве, на улице Чехова, существовал единственный в своем роде магазин «Прогресс». Я думаю, таких магазинов в семидесятые годы не было ни в одной стране мира. В его торговом зале отсутствовали продавцы. В стенах были проложены стеклянные вертикальные туннели. Они светились. Покупатель бросал в щель монеты и видел, как по туннелю к нему съезжает на лифте треугольный пакет молока или бутылка кефира с зеленой крышечкой. Этот магазин должен был продемонстрировать советским людям идеальный образ будущего, где не будет отупляющего восьмичасового рабочего дня и всю трудную работу будут делать автоматы.
В плановой социалистической экономике этот магазин так и остался всего лишь намеком на иные возможности жизни. В неплановой капиталистической экономике и речи о таких возможностях нет.
Различие между реальным социализмом и реальным капитализмом меньше их основного сходства в отношении к человеку как к рабу на промышленной плантации. Нет никакой разницы, тащишься ты в утреннем метро на работу по воле хозяина или какого-нибудь госснабупрхоза; нет никакой разницы, какая сила — частный интерес или государственная идея — превращает все богатство человеческих возможностей в нелепо прыгающего на холодном ветру розового рекламного зверька или в отупевшую машину для выдачи билетов.
Современный офис не имеет никакого производственного смысла. Технологии сетевого взаимодействия и совместной онлайн-работы развиты сегодня в такой степени, что человек может исполнять девяносто процентов своих обязанностей, находясь у себя дома; это в значительной мере освободило бы город от огромных толп, забивающих пути сообщения, и спасло бы людей от утомительной жизни поденщика, которого лупят плетьми за пять минут опоздания на плантацию. Но весь всемирный хай-тек — технологии мгновенной передачи данных и общения в реальном времени — подобно давнему магазину «Прогресс» на улице Чехова оказывается всего лишь любопытным кунштюком по демонстрации потрясающих возможностей. Возможность будущего есть, только мы остаемся в прошлом. Возможность свободы есть тоже, только рабство, как всегда, остается основным жизненным укладом.
Управляющему меньшинству принадлежат не только деньги и не только собственность, но и свобода. Собственно говоря, они владеют всеобщей свободой как своей собственностью и своим имуществом. Поэтому при найме человека на работу речь на самом деле идет не только о работе, но и порабощении человека, об изъятии у него его свободы. Работа есть акт насилия, в котором происходит урезание человека, сокращение его человеческой сущности и сведение его к функции.
Начальник может иногда не ходить на работу. Подчиненный должен всегда быть в офисе. Топ-менеджер может управлять офисом по выделенному каналу. Клерк обязан отдать офису свою жизнь в надежде на грядущую награду. Свобода режется на кусочки, как колбаса, и вручается как собачья радость. Служи хорошо, а потом встань на задние лапы, и тогда твой начальник… твой хозяин… даст тебе из своих рук этот маленький вкусный кусочек: разрешит в пятницу уйти домой на час раньше.
Прежде в метро, кстати, стояли автоматы-турникеты и разменные автоматы, менявшие любые монеты на пятаки. Потом изменилась оплата за проезд в метро. Но переделывать автоматы под новые монеты оказалось слишком дорого, дешевле оказалось заменить их людьми, сведя людей на уровень элементарных автоматов.
Хай-тек — это волшебная палочка, которая могла бы изменить мир. Уже сегодня есть роботы-андроиды, которые способны исполнять тяжелую работу, и автоматизированные системы, способные заменять людей на производстве. Уже сегодня есть технология, соединяющая в самовосстанавливающиеся сети все предметы и вещи, окружающие человека. Управлять такими сетями — то есть в прямом смысле быть повелителем вещного мира — человек может, набирая комбинации кодов на своем телефоне. Компьютеры и сети достигли такого совершенства, что можно не только представить, но и построить общество, в котором информация распространяется мгновенно, все люди имеют свободу местоположения и передвижения, а труд требует от человека развития способностей, а не сокращения их. Все это может быть, но как сделать так, чтобы это было?
Колесо социального прогресса застряло в исторической грязи. Оно крутится на месте. Ценность человека продекларирована, но не осуществлена. Вместо идеального горизонтального распределения блага и свободы существует та же самая система вертикальной иерархии, которая существовала при фараонах. Если вы из двух фараонов выбираете одного, то это не демократия. Рабство остается рабством, даже если рабы ездят на работу в собственных автомобилях и отдыхают в Египте в отелях all inclusive.
Алексей Поликовский, Новая газетаскачать dle 12.1 |
