В конце февраля в издательстве Corpus выходит новая книга Валерия Панюшкина «Восстание потребителей», которая рассказывает о том, как защита прав потребителей в России постепенно переросла в борьбу за гражданские свободы. «Сноб» публикует главу о детских лагерях, организованных Конференцией обществ потребителей (КонфОП)
Десять лет лагерей
Теперь уже и не вспомнить, кому именно пришла в голову идея кроме школьного образования устраивать детям еще межрегиональные потребительские конкурсы и летние лагеря. Кому-то же пришла. Зато точно известно, что деньги на первые конкурсы дал фонд Сороса.
На конкурсах выяснилось, что в разных регионах потребительское образование представляют себе по-разному. В Туле, например, потребительское право преподавали детям, чтобы противостоять таким образом обществу потребления, чтобы дети все про потребительство узнали и отвратились от потребительства навсегда. На Урале господствовала почему-то концепция экологического потребления: там пытались научить детей потреблять так, чтобы не вредить окружающей среде. Ассоциировать права потребителя с гражданскими правами — это была московская идея: чтобы исподволь внедрять ее в сознание детей, требовалось много чего придумать.
Дети были дикие. Приехав на конкурс, один мальчишка рассказал, например, когда его спросили о личном опыте борьбы за потребительские права, что покупал розы маме на день рождения, розы оказались увядшими, бутоны оказались приколотыми к стеблям булавочками, и тогда он пошел да и расколотил камнями стекла цветочной палатки. Дикие дети даже и благодарность за единственную возможность выбраться куда-то и посмотреть мир выражали диким довольно способом. Например, вернувшись после одного из конкурсов домой в населенный бывшими заключенными поселок Чиньяворык Республики Коми, тамошние школьники украли из кабинета черчения чертежную доску, понаделали из нее расписных разделочных досочек для кухни и послали в знак благодарности в Москву Елене Кузнецовой и Диане Сорк. И непонятно было, наказывать их за это или благодарить.
Понятно было только, что на этих межрегиональных конкурсах, во время соревнований и игр, в летних этих лагерях надо предлагать детям создать и протестировать на себе общественные институты, с которыми им как потребителям и гражданам придется сталкиваться во взрослой жизни.
Каждый летний лагерь был устроен более или менее как государство. Взрослая администрация лагеря гарантировала детям ночлег, питание и безопасность, а все остальное — сладости и развлечения — предлагалось организовать самостоятельно, оплатив имевшими хождение на территории лагеря игровыми деньгами. В детских экономических играх принимали участие и взрослые. Как только появлялись деньги, даже и игровые, так немедленно кто-нибудь придумывал с деньгами какое-нибудь мошенничество.
Небольшой стартовый капитал дети получали от взрослой администрации лагеря за участие в общественно полезных работах — за дежурство по кухне, рубку дров, уборку территории, — а дальше тратили маленькие свои зарплаты на сладости или пытались приумножить, вложив в какой-нибудь бизнес. Девочки, например, открывали маникюрные салоны. Мальчики сколачивали паланкин и, впрягшись в него, устраивали такси, доставлявшее всякого желающего куда угодно. Кто-то организовывал почту, разнося по обширной территории лагеря записочки (ибо не было тогда еще общедоступных мобильных телефонов). Кто-то давал за деньги посмотреть привезенный из дома журнал «Плейбой». А кто-то выговаривал себе право взимать плату за пользование туалетами на том основании, что подряжался туалеты убирать. Довольно быстро выяснялось, что как-то это слишком цинично — монополия на туалеты.
В одном из лагерей несколько вожатых, выпускников экономического факультета, организовали банк, называвшийся «Цунами-банком». Они брали у детей игровые деньги под хороший процент. Выстроили финансовую пирамиду и обанкротили в одночасье, объявив дефолт не только рядовым вкладчикам, но и администрации лагеря, собиравшейся на вложенные в «Цунами-банк» игровые средства устроить то ли конкурс какой-то, то ли дискотеку.
В другой раз несколько предприимчивых школьников, получив за уборку территории зарплату, наняли такси-паланкин, отправились в ближайшую деревню на почту, при помощи стоявшего на почте копировального аппарата напечатали фальшивых денег, погрузили в паланкин и вернулись в лагерь невероятными богачами. В лагерном денежном обороте фальшивые банкноты обнаружились не скоро, а когда обнаружились, инфляция уже зашкаливала, и лагерная игровая валюта обесценилась катастрофически. Возможно, афера юных фальшивомонетчиков вообще не раскрылась бы, и взрослые экономисты, устроившие лагерь, долго ломали бы голову, пытаясь понять, отчего обесценивается валюта. Но однажды сын бессменного ведущего потребительских конкурсов Леонида Булошникова Марик обратился в администрацию и сознался со слезами на глазах: «Я так больше не могу, я печатал фальшивые деньги». Впрочем, подельников своих Марик не выдал и следствию по делу о печатании фальшивых денег не помогал.
Хуже всего было то, что ни детей, монополизировавших туалеты, ни создателей «Цунами-банка», ни фальшивомонетчиков нельзя было толком призвать к ответу, ибо не было закона, запрещавшего монополизировать туалеты, строить финансовые пирамиды и печатать фальшивые ассигнации.
Постепенно дети поняли, что им в лагере нельзя просто беззаботно заниматься свободным предпринимательством, а нужны правительство и законы.
В те времена в этих летних образовательных лагерях модно было объяснять детям, что лучшее устройство общества — это демократия. Дети в образовательных лагерях экологов или «Открытой России» выбирали себе парламент и президента. Однако же в конфоповский лагерь к самым выборам приехал на денек профессор Аузан и внес сумятицу. «Почему, собственно, демократия? — сказал на общем собрании профессор. — Есть множество систем общественного договора. Почему, например, не монархия?» Дети долго совещались и решили наконец, что их лагерь будет управляться монархом. Конституционную монархию они посчитали не то чтобы более эффективной формой управления, но очевидно более красивой (или, как они выражались, прикольной), поскольку монархия предполагала красивые ритуалы, коронацию, придворные балы, придворную карьеру и торжественную смену караула у дверей королевского дворца.
Каково же было удивление верноподданных, когда выяснилось вдруг, что король с этими его коронациями, турнирами и балами стоит огромных денег. На содержание дворцовой челяди, личной гвардии и придворных его величество потребовал тридцатипроцентный налог с денег, которые в поте лица зарабатывали дети маникюрными салонами, такси-паланкином, почтовыми перевозками и показом журнала «Плейбой». Верноподданные возмутились, потребовали от короля, чтобы налог снижен был хотя бы до двадцати процентов, но все равно получилось накладно, и в лагерях последующих лет ветераны толково объясняли новичкам, что монархия — это, может быть, и прикольно, но очень дорого.
В лагерях последующих лет царила уже демократия — может быть, и не самое совершенное устройство общества, но уж точно самое дешевое. В один год президентом избрали одного из взрослых вожатых, как бы перекладывая ответственность с себя на власть. Вновь избранный президент первым делом завел в лагере санитарную комиссию, которая должна была следить, чисто ли у детей в палатках и регулярно ли дети моют руки. Санитарная комиссия обладала значительной властью и могла, например, запретить грязнулям участие в дискотеке или наложить на грязнуль штраф. Ну и разумеется, вместо того чтобы следить за чистотой, санитарная комиссия принялась брать взятки. Грязнулями объявлялись в первую очередь не те, в чьих палатках было грязно, а те, у кого хорошо шел бизнес, хотя бы потому, что с удачливых бизнесменов можно было взять внушительный штраф. В результате деловая активность упала, никто никаких бизнесов не открывал, зато расцвело доносительство: дети охотно сообщали санитарной комиссии не только у кого в палатке грязно, но и просто у кого есть деньги, чтобы заплатить штраф. Царило всеобщее безделье. Денег не было ни у кого из детей. Чтобы не отменять лагерные мероприятия, за которые предполагалось взимать плату, президент вынужден был организовать общественные работы. Было объявлено, что лагерное государство платит из бюджета за сбор шишек. Днем дети собирали шишки, а ночью разбрасывали, причем за ночное тайное разбрасывание шишек платилось вдвойне.
Так прошла неделя. За неделю несколько раз кто-то из детей выражал желание объявить президенту импичмент и провести выборы снова, однако в лагерном законодательстве импичмента предусмотрено не было, и опытный президент всеми правдами и неправдами противился попыткам детей созвать вече.
Наконец через неделю группа сорвиголов под покровом ночи захватила лагерную радиорубку. Лагерь был разбужен громкой музыкой, и все граждане приглашены были на центральную поляну на общее собрание: «Вставайте! Приходите на поляну! Санитарная служба задолбала! Президента — в отставку!» Так свершилась революция.
После революции лагерные правительства и президенты избирались уже со всей серьезностью. Однажды даже президент был избран с преимуществом всего в один голос, и дети дивились, какое значение, оказывается, может иметь всего один голос.
Постепенно дети, посещавшие лагерь не впервые, дети, имевшие уже опыт демократических выборов, предпринимательства и законотворчества, стали пользоваться авторитетом. Принято стало считать, что в лагерное правительство следует избирать «ветеранов» — тех, кто был уже в прошлых лагерях, а новичков избирать в правительство не надо, чтобы не совершали пройденных уже ошибок. Как только такой избирательный ценз установился, новички стали врать, будто являются ветеранами, и приносили даже поддельные справки с поддельными подписями Елены Кузнецовой и Дианы Сорк. В справках было написано, что предъявитель сего, дескать, бывал в лагере в прошлом или в позапрошлом году.Кажется, важнейшим выводом из всей этой лагерной жизни стало вот что: справедливая и эффективная власть не может быть установлена однажды и навсегда. Вызовы меняются, условия всегда разные, несовершенная природа человека всякий раз заново провоцирует самые непредсказуемые ошибки, а жажда наживы подталкивает злоумышленников действовать все хитрее день ото дня.
В одном из конфоповских лагерей, когда смена только начиналась, когда не избрано было еще правительство, на общем сходе дети обсуждали, нужна ли их лагерю армия, полиция или как уж там ни назови некую силовую структуру. В тот год большинство детей были ветеранами. Они хорошо понимали, что полиция потребует денег, что придется платить налоги с такси-паланкинов, маникюрных салонов и внутрилагерной почты. Многие носили майки, напечатанные в один из прошлых годов, на майках написано было: «Я плачу налоги. Что взамен?» К тому же многие дети помнили, как отвратительно в одну из прошлых смен вела себя созданная для охраны лагеря силовая группа «Бизоны», как «Бизоны» эти вместо наведения порядка грабили предпринимателей и управы на них до конца смены так и не нашлось.
«Не нужна нам никакая охрана! — говорили дети. — Кто на нас нападет?»
Так что решено было никакой силовой структуры не создавать вовсе, понадеявшись на добропорядочность друг друга. И поначалу благодушная эта идея вполне оправдывалась. Лагерная республика процветала, налоги были низкими, самые экзотические предприятия открывались одно за другим и не прогорали, так что даже китайская экономика могла бы позавидовать экономическому росту, который демонстрировала экономика конфоповского лагеря. Устраивались праздники, ставились спектакли, издавались газеты, как серьезные, так и желтые. В желтых газетах публиковались лагерные сплетни про товарищей и вожатых. В серьезных газетах проводился конкурс историй об интересных людях. Выяснялось, например, что лагерный врач служил чуть ли не во всех в мире горячих точках. Выяснялось, что соседний лагерь «Открытой России» возглавляет бывший офицер спецназа «Вымпел» Анатолий Ермолин с товарищами, которые, между прочим, штурмовали дворец Амина. Было интересно и весело. Кроме деловой активности были еще и занятия — семинары, лекции по экономике и праву, пользовавшиеся такой популярностью, что дети не скупились платить за их посещение игровыми деньгами, заработанными в поте лица. Приезжал Аузан, привозил правозащитника Арсения Рогинского. Арсений Рогинский рассказывал захватывающую историю своей жизни. И даже когда в тот вечер разразилась вдруг страшная гроза, потухло электричество, подмокли продукты на кухне и разбились стекла в нескольких корпусах старого пионерского лагеря, который арендовала КонфОП, дети не унывали. Всю ночь сидели в актовом зале при свечах, пели под гитару песни, слушали, как читает смешные стихи серьезный профессор Аузан, а наутро скинулись из доходов своих и довольно быстро ликвидировали последствия стихийного бедствия.
Все шло прекрасно. Приближались конец смены и завершающая смену дискотека. Организовывать дискотеку должен был один из педагогов — Дмитрий Янин (который теперь, между прочим, стал председателем правления КонфОП). И вот накануне дискотеки Дмитрий Янин пропал. Дело было серьезное. Правда пропал. Человек пропал. Если бы пропал ребенок, наверное, все позабыли бы экономическую свою игру и игровые свои деньги, бросились бы искать. Но пропал взрослый, и никому из детей не приходило в голову, что взрослый может пропасть всерьез. К тому же вскоре после исчезновения Янина коммерческий почтальон доставил лагерному правительству записку, в которой сообщалось, что Янин похищен, что ни Янина не будет, ни дискотеки, если в назначенное время и в назначенное место правительство не доставит огромную сумму игровых денег.
Надо было либо собирать деньги, либо искать Янина. По такому случаю созвали общий сход, лагерный референдум. Скорее всего, на общем сходе присутствовали как ни в чем не бывало похитители Янина. Референдум решил, что вступать в переговоры с террористами и выполнять их условия нельзя ни в коем случае, тем более что они просили огромных, действительно огромных для лагерной экономики денег.
Значит, Янина надо было искать. Но и искать никто не хотел. Один за другим дети спрашивали: «А почему я?» У каждого были дела: такси-паланкин, маникюрный салон, газета, за семинар уплачено... Бросать свой бизнес ради поисков Янина не хотел никто, а специальной службы, полиции, армии, или как уж ни назови некую силовую структуру, в лагере не было.
Наконец худо-бедно удалось набрать ополчение. Часа за три ополченцы прочесали все восемь корпусов лагеря и всю территорию вокруг. Несчастного Янина нашли в одной из запертых и неиспользовавшихся палат связанным и с кляпом во рту. Он лежал на полу между кроватей. Когда его развязали, он очень злился и очень ругался, что ему измяли костюм, в который он уже успел нарядиться, чтобы вести дискотеку.
Небольшая подробность этой блестящей операции заключалась в том, что участники импровизированного ополчения за четыре часа поисков потребовали от правительства лагеря больше денег, чем ушло бы на зарплату штатной полиции, если бы дети-налогоплательщики в начале смены не вздумали бы на полиции сэкономить.
В день после дискотеки похитителей Янина вычислили. В лагере устроен был суд, выбрали присяжных. Никому из детей не приходило уже в голову отговариваться занятостью и манкировать общественной нагрузкой. Дети поняли, что надеяться на процветание, если живешь по принципу «каждый сам за себя», — это ошибка.
snob.ruскачать dle 12.1 |
