7 ноября юрист аптечной сети Дмитрий Виноградов выложил «ВКонтакте» свой манифест, потом пришел на работу с охотничьим ружьем и расстрелял семерых сослуживцев. Пресса сразу же окрестила Виноградова «новым Брейвиком»: короткая память поп-культуры всегда вытаскивает на поверхность лишь последнее.
При этом в механизме массовых убийств, вроде бы, не случилось ничего нового: еще десять лет назад Гас Ван Сент отстраненно изучал подростков-киллеров в своем «Слоне», Майкл Мур снял на ту же тему «Боулинг для Колумбины», а трансляции катастроф давно стали самым мощным реалити-шоу. Мы попросили создателя Looo.ch Анатолия Ульянова рассказать, как и почему в наше время запускается машина убийства и что надо запрещать на самом деле — шутеры или плохой секс.
Слава Герострата
Давным-давно, когда слова «панк-молебен» еще не существовало, а на лугах паслись мохнатые кентавры, молодой житель Эфеса сжег местный храм Артемиды. Шокированные этим перформансом греки схватили кощунника и принялись его пытать. Они прижигали ему соски и запускали в его анус крыс, требуя назвать причину, вынудившую молодого человека столь бесцеремонно оскорблять чувства верующих. Во время этих процедур юноша признался, что поджег церковь богини охоты, плодородия и женского целомудрия в надежде, что его полайкают потомки. Ну то есть оказался обыкновенным attention whore.
Благочестивые эллины устроили показательное судилище и вместе с кишками парня выпустили приказ о его полном забвении. Для этого были наняты специальные гонцы, которые еще многие десятки лет скакали по миру и оглашали следующий пресс-релиз: «Не смейте помнить имя безумного Герострата!» Любой пиарщик понимает, что это был epic fail древнегреческой судебной системы. Герострат вошел в историю и доказал, что громкое преступление — это действительно эффективный способ прославиться.
Маменькин Брэйвик
Две тысячи лет спустя другой юноша, на этот раз из классной Норвегии, обанкротится и переберется жить к матери. В последующие годы он изолирует себя от общества и, отвлекаясь только на сон и мастурбацию, будет часами рубиться в World of Warcraft, превращаясь в эльфа, обеспокоенного засильем эмигрантов в Европе. Пусть он и раньше был убежденным наци с уклоном в масонские штучки, но только рядом с мамой и в отсутствие девушек, которые «отвлекают от плана», в его глазах поселится алмазный блеск.
22 июля 2011 года он переоденется в полицейского и отправится на прогулку. С ним будут друзья — пистолет по имени Мйолнир и карабин по имени Гунгнир с магазинами повышенной емкости и рассеченными пулями, которые разлетаются внутри жертвы, словно праздничный салют. Все это было куплено, «чтобы поохотиться на оленей».
В 15:25 в автомобиле Volkswagen, припаркованном в правительственном квартале Осло, взрывается бомба. Восемь человек умирают, девяносто два получают ранения. Level 2! Брейвик высаживается в детский лагерь на острове Утойя, созывает отдыхающих и последующие полтора часа старательно расстреливает их. Всего семьдесят семь человек. Это Combo и Fatality. «Я уже закончил», — говорит он прибывшим спецназовцам.
Всю эту стрелялку предваряет публикация «Декларации независимости Европы», в которой норвежский супертролль снабжает свою ксенофобию идеологической базой, объясняя, как тяжело жить Белоснежке среди шаверм и лезгинок. Такие «майн камфы» пишутся доморощенными гитлерами по 1488 штук в день. Однако только кровавый кегельбан способен обеспечить им промоушен. Именно поэтому один из героев Тома Хэнкса из Cloud Atlas, писатель-уголовник Дармот Хоггинс, выбрасывает своего критика с террасы небоскреба и тем самым превращает свой неудачный роман в национальный бестселлер.
Аптечный стрелок
7 ноября 2012 года двадцатидевятилетний юрист фармацевтической компании Дмитрий Виноградов пришел на работу с двумя карабинами, чтобы «убить как можно больше людей». Погасил шестерых, но и этого оказалось достаточно, чтобы его прозвали «аптечным стрелком» и «Русским Брейвиком». В ночь перед расправой Виноградов опубликовал манифест, который понравился 10 тысячам пользователей сети «ВКонтакте» и представляет собой запутанный клубок идеологий, культурных кодов и упаренной горячки.
У его автора есть «достаточные основания» сравнивать человечество с раковой опухолью, которая бросает вызов «законам природы», «неограниченно размножается» и стремится к «получению максимального удовольствия от жизни», в то время как «запас прочности Земли уже исчерпан». Он глубоко опечален недостаточным количеством «крупномасштабных войн», которые «всегда были одним из главных регуляторов численности жизни» и «основным методом естественного отбора» — этого «двигателя прогресса», который «почти перестал функционировать».
Зловещее человечество победило «многие болезни» и «упорно продолжает искать бессмертия». Будучи «ослепленными повсеместно утвердившимся принципом "человеколюбия" и толерантности», люди отказываются видеть «генетическое вырождение окружающих» и применять в их отношении «хорошо известные» всем «здоровым особям» меры. «Но самое паршивое», что все вокруг «интегрируется и теряет индивидуальность, все различия стираются». «Я ненавижу человеческое общество и мне противно быть его частью! Я ненавижу бессмысленность человеческой жизни! Я ненавижу саму эту жизнь! Я вижу только один способ ее оправдать: уничтожить как можно больше частиц человеческого компоста…»
Подобно Брейвику, Виноградов разочарован в гуманизме, но не находит из него другого выхода, кроме разрушения. Возмущение прогрессом сменяется призывом к «эволюционному» самоубийству. Манифест заканчивается хеппи-эндом: «Эволюционируйте! …Поймите, что вы здесь лишние, вы — генетический мусор, которого здесь быть не должно… мусор, который должен быть уничтожен».
Машина внимания
Почему вместо того, чтобы открыть пельменную или снять крутое кино про банду лилипутов, люди обращается к миру, используя в качестве рупора насилие?
Информационная эпоха соткана из шума. Чем больше его становится, тем громче должно быть твое медиа. При этом мы живем во времена, когда, казалось бы, «все было». Дабы сказать что-то миру, люди уже пожирали собственные экскременты, изображали собаку, трахались в крови коровы, переворачивали полицейские машины и даже сжигали себя. Еще в начале XX века банального самоубийства было достаточно, чтобы на тебя обратили внимание. Но и это уже не fun. Другое дело – массовое убийство.
Подчас, когда выразить боль нет либо сил, либо таланта, единственным способом быть услышанным может показаться тот, где ты хватаешь пулемет Дегтярева и превращаешься в юлу. Желательно на людной улице. А еще лучше – в детском саду. Вот уж тогда все прочитают твои бездарные стихи. Машина внимания действует по законам индустрии развлечений, которая в свою очередь следует человеческой психике. Зрелище обречено усложняться. Если сегодня фокусник покажет нам, как в его руке исчезает мячик для пинг-понга, то завтра мы потребуем, чтобы исчезла Эйфелева башня. Так появляется Дэвид Копперфилд. И никому уже не интересны кролики в цилиндрах. Это нормально. А вот убийство – нет. Оно является одним из тех табу, на которых держится общество, снабжающее нас айфонами и туалетной бумагой. Табу это, конечно, регулярно нарушается, и тем не менее массовое убийство себе подобных – дело редкое, и потому – заметное. Да и вообще. Пока мы умираем и все еще сделаны из мяса, насилие и секс будут захватывать наше внимание.
Между жизнью и смертью
Нас всех по-разному пугает смерть. Этот универсальный страх – чувство двойственное. С одной стороны, мы хотим убежать от смерти. С другой – понимаем, что это невозможно, и, терзаемые любопытством, спешим поскорее в нее заглянуть. Так возникает вечный роман Эроса и Танатоса. Мы пользуемся презервативами, но также прыгаем с парашютом. Одни придумывают религии и находят покой в байках о загробном Диснейленде. Другие живут только сегодняшним днем. Ну а третьи идут на войну или совершают суицид.
Так или иначе, мы все подчиняемся эволюции. Прежде чем умереть, организм должен передать свой код следующему поколению. Именно поэтому растения почкуются, обезьянки размножаются, а люди, у которых есть не только гениталии, но и культура, пишут книги. Мы все по-своему тщеславны. Оставить след во что бы то ни стало – это программа, прошитая природой в каждом из нас. А уж то, будешь ли ты, следуя ей, рожать детей, сочинять песни или убивать коллег по работе, определится в процессе социализации, то есть по мере твоей жизни в обществе.
Фабрика маньяков
Консерваторы винят во всех кошмарах голых баб и компьютерные стрелялки, мол, не нищета и глупость, но Саша Грей и всякие там Call of Duty ответственны за то, что мы становимся аморальными людоедами. Брейвик играл в World of Warcraft, Виноградов – в симулятор шоу, участники которого должны позрелищней убить друг друга перед телекамерами (Man Hunt).
«Мы должны ограничить доступ к этим кровавым играм. Эти "стрелялки" абсолютно реалистичные. Показано, как спецназовец перерезает горло врагу. С точки зрения психологии подобные вещи меняет психику и влияют на поведение людей», — заявляет депутат-единорос Сергей Железняк. Эти слова — очередная паническая спекуляция. Любой маньяк дышит воздухом, но не всякий, кто дышит воздухом, маньяк. Игровая жестокость не только не приумножает реальное насилие, но и, напротив, служит общественно полезным громоотводом для психологического напряжения. Иными словами, чем больше бошек ты открутишь в игре, тем меньше — на улице.
Шизофреников не становится больше. Но они становятся видимей. И это тоже следствие информационной эпохи, которая вместе с Facebook и Instagram делает общество более прозрачным. То, что раньше скрывалось, теперь обнажается, и этот тренд позволяет нам видеть реальность.
Мир меняется, и на сломе эпох неизбежно возникают расщепленные люди, которые понимают, что по-старому уже невозможно, а по-новому еще страшно и к тому же непонятно как. Некоторые из них попросту не выдерживают эволюции, и там, где нужно мутировать, отращивая пурпурный жабр, сходят с ума. Анализ современных геростратов указывает на то, что причина, по которой они не справляются с жизнью и выбирают смерть, сокрыта как раз в той культуре, которую так истово оберегают консерваторы.
Это культура, которая считает, что голое тело является непристойным, а сами мы — «плохие», и только через служение таким абстракциям, как «нация», «родина» или «бог», можем избавиться от Вины, исполнить Долг и стать «хорошими». Нам запрещают «опасные» фильмы, «вредные» книги, «неприличные» слова или «неполиткорректные» высказывания, и все это давление в конце концов приводит к тому, что мы становимся психопатами, готовыми потрошить «человеческий компост».
И Брейвик, и Виноградов совершили насилие, будучи сексуально неудовлетворенными молодыми горожанами. «Долгое время я встречался с девушкой, но в январе этого года мы расстались. Пытался вернуть отношения, но не получилось. В марте я купил винтовку, 200 патронов к ней и спецобмундирование. Виновниками моего разрыва с Аней стали коллеги, они советовали ей, чтобы она прекратила отношения со мной», — говорит прямым текстом аптечный стрелок.
Кроме того, оба убийцы были мистическими фундаменталистами, то есть полагали себя орудиями Идеи, которая оправдывает насилие. Брейвик был националистом, Виноградов — эко-луддитом, публиковавшим на своей «стене» «ВКонтакте» символику СС и агитки в духе «Покончи с расизмом. Убей всех».
Перед нами — не монстры, но люди, загнанные в угол традиционным обществом. Их преступления — это трагедия одиночества. И от нее никто не застрахован. Сама по себе культура — это здорово. Благодаря ей у нас есть искусство, марсоходы и Beastie Boys. Но, как и все живое, она может развиваться. Жизнь современного человека не должна определяться предрассудками тысячелетней давности.
«Все, во что ты веришь, делает тебя несвободным», пишет на одной из нью-йоркских стен уличный активист The Typo Terrorist. Подобно психическим расстройствам, телеги про «нацию», «патриотизм» или «бога» ведут к хуевому сексу и в итоге создают риск превратить тебя в опасного дурака.
lookatme.ruскачать dle 12.1 |
