Служил я без году неделя. За это время мне удалось чётко осознать несколько вещей: а) русские прапорщики - великая сила и страшная мафия; б) формы-повседневки моего лилипутского размера мне никогда не дождаться и ходить я буду, как лох, в пятнистом; и в) всё на свете хуйня, если вести себя по-человечески.
"Запас жопы не ебёт", - наставительно говорил мой кореш, ебанутый залётчик прапорщик Знатков, стоя в закромах офицерской столовой и набивая карманы пайковым кетчупом в пакетиках, от которого офицеры часто отказывались. - "Вот пойдем мы с тобой на ПРЦ бухать, они нас спросят, мол, пацаны, у нас спирт, а у вас чо? А у нас вот тебе хлеба восемь кусков, а вот тебе и кетчуп! Королевская закуска".
"Ты прапорщик молодой, а я - старый", - благодушно говорил Саня Мокрецов, завскладом АТВ. - "Идет капитанчик молодой, весь гордый охуительно. А ты помнишь, что тебе по уставу ниже майора начальника нету. И сразу легче. А то расплодилось начальников, скоро кроме них службу некому будет тащить. А как пистолет проебать, или отчётность по патронам - так они первые. Вон вчера сдали автомат, все блять умные, а глянь в ствол - там одни каверны. Им еще Левша завещал ружья кирпичом толченым не чистить. Зато - начальники.
"Мы понимаем, что спорт - твой друг. Наш тоже. Но надо с нами и посидеть, и поговорить, и по-человечески чтобы всё. Вот твой дед, например, кем был? А мой был знатный на медведей охотник. Восемнадцать медведей убил", - размеренно говорил рукастый прапорщик Серёга, чинивший видеомагнитофоны и прочую электронную начинку всем офицерским семьям. Пока он аккуратно разливал водку, Знатков кивал и запихивал в видик свежую музыкальную кассету. "У всех семьи, у всех дети", - весомо поддерживал корешей Очкарик Лёха, - "Они никуда от папки не убегут, а ты должен боевую задачу выполнять. Какую? Уже не их ума дело. Труд наш тяжёлый, ратный. Дежурка тебя часам к одиннадцати домой довезёт, не паникуй". Знатков крошил в мутноватый аквариум хлеб, зачем-то рассеянно приговаривая "гули-гули". С плаката, наклеенного на заднюю стенку аквариума, сквозь водоросли зазывно приоткрывала рот сисястая девица без трусов.
Так и текла служба. С утра напруга, к вечеру расслабон. Систола-диастола. Выдох-вдох. "Ди-а-лек-ти-ка! Во всем должна быть диалектика и здравый смысл", говорил недавно пришедший молоденький врач, складывал губы поцелуйчиком и интеллигентно втягивал в себя спиртяшку. "Золотые слова!" - нестройно кивали мужики. "Пей-пей, Макс, доктор врать не будет".
...В тот вечер Знатков пришел ко мне в биндюжку серый-серый, как ноябрьский лёд. Он молча поставил бутылку портвейна на стол и вытащил из карманов два куска хлеба и две котлеты, завернутые в салфетку.
- Блять, Знатков, еще пяти вечера нету. Мне еще завтра весь день с пулеулавливателем ебаться, я только-только его разобрал. Меня Петя убьет.
- У меня брата забрали.
- На кичу что ли?
- Типун тебе. Срочную служить.
- Далеко?
- Да не, в мотострельцы. Тут рядом.
- И чего? Он же у тебя вроде не ботаник. Вроде нормальный пацан, готовый. Да и ты поможешь если что.
- Да знаю. Боюсь я просто. Какой-то душняк вокруг. Говно какое-то мутится. Боюсь я, опять какой-нибудь Карабах случится, его туда и...
Мы выпили бутылку портвейна, Знатков сказал "пойду отолью". Я позвонил Пете наверх и отчитался, что пулеулавливатель разобран, мусор выметен, но до полуночи тут скакать нет смысла, завтра всё доделаем. А если Вовке вдруг так внезапно понадобится тир, то пусть в следующий раз думает головой, прежде чем бухим в говно шмалять по казённому имуществу из частного "моссберга". И, кстати, если он думает, что он офигенно бросает топор с пятнадцати метров, то может пойти и лично убедиться, что это не так. Вся резина посечена, а доски наполовину целые. Заодно топор заберёт, а то я его спрятал вчера от греха подальше. Петя что-то невнятно буркнул, что "будет заниматься по своему плану", чего и мне желает. Ну и заебца. В переводе на нормальный русский язык эта фраза означала: "Я пойду рыть яму в гараже, пока земля не сильно застыла, а ты можешь дальше бухать".
Знатков вернулся с хитрой мордой и поставил на стол бутыль шампанского.
- Я теряюсь в догадках. Ты всё-таки страдаешь, что брата забрали? Или у тебя по этому поводу, наоборот, праздник?
- А вот тебе не похуй, чем догоняться? - заржал Знатков,
- Ну тоже дело, - честно сказал я.
- Поставь эту свою, татарскую. Расслабляет она очень.
Я поставил на стол крохотную магнитолу и воткнул Deep Forest. Знатков закурил и выволок на свет ещё чекушку белой.
- Э, мы так не договаривались!, - запротестовал было я.
- Да ладно тебе. Погранцы-связисты со мной расплатились. Должок за ними был.
В город мы въезжали красиво. После портвейна, шампани и чекушки белой, мы забросили в трюм ещё две бутылки какой-то молдавской кислятины и еще, как минимум, по стаканюге сверху. Со свинцового неба сыпал меленький крупчатый снежок, мукой присыпая антрацитовую мостовую, отражающую мокнущие под ветром фонари. Желтые пятна света глядели на нас словно сквозь слёзы. Душа просила размаха.
- Пойдём, братан, я тебя джином угощу. Вот где самый-то сладкий заебок! - заорал Знатков.
- Макс, ты ебанись об сковородку! - сказал неидентифицируемый голос из темноты дежурной "таблетки". - Ты с ним-залётчиком себе найдёшь приключений...
- Так. А ну-ка нахуй все, - улыбчиво ответил Знатков в темноту. - Идите к своим коровам в стойло, а мы пойдем по кабакам тёлок снимать реальных.
И мы вывалились из "таблетки" во влажную городскую хмарь. Знатков был преисполнен оптимизма. Он что-то орал и куда-то меня беспрерывно волок. Наконец, я обнаружил себя упавшим грудью на стойку какого-то вполне приличного заведения. "Хорошо хоть в гражданку успел переодеться", - подумал я, глядя на сумрачных мужчин в лиловых и малиновых пиджаках поверх черных водолазок. Мощные грудные клетки перечёркивали яркие золотые полосы. Рядом, в уютном полумраке, ленивыми скаляриями плыли губастые искательницы денежных хуёв.
- Ты ебанулся, Знатков. Откуда деньги? - в ужасе сказал я.
- Деньги? Лавэ-то на кармане - как мандавонов в Казахстане, - заржал Знатков. - Я ж чиню-паяю, всё на свете починяю. Всей деревне. Тому - видик, тому - телик, тому движок помогу разобрать, тому - компьютер запаяю. Оно в сумме и нормальды. Девушка, нам бутылку джина Larios и что-нибудь запить.
- Тоник? - равнодушно спросила девица за стойкой, глядя на пролетарского вида пропорюгу. Будённовские усы, щетина, жёлтые от "примы" пальцы и вонючий тельник. Босота гуляет.
- Тоник? Слоник, милая, - заржал Знатков. - Дай-ка нам к тонику еще пивка вон того, французского. А потом и слоника посмотрим. Буагагагага.
Я с сомнением посмотрел на тёмный "кроненбург".
- А ты не пучь шары-то. Ты - поню-ю-юхай...
И я понюхал. А потом ещё и отпил. А потом ещё. И пивком сверху.
- Ты скажи, что ты там намедни в спортзале отмочил? - спросил Знатков, слизывая с усов пену.
- Ты про что? - удивился я, поскольку в спортзале мне приходилось торчать каждый день не по часу.
- Говорят, мусору какому-то пизды дал.
- Это не мусор был, это какой-то другой спецназёр. У нас же теперь дохуища, скоро каждый ЖЭК будет свой спецназ иметь.
- Это точно, хахахахаха. Так как ты умудрился?
- Вовка ж меня не любит. Говорят, хотел какого-то своего дружбана на мою должность. А тут пришел случай молодому борзому прапорщику доказать, что типа достоин и всё такое. Короче, там очередная партия бройлеров подошла по этому ебучему межведомственному соглашению. Страшные - пиздец. Кулаки - как весь я. И Вовка меня с ними в общую кучу поставил. Первый партнер мне достался ещё ничего, не сильно большой. Правда ебанутый на всю голову.
- В смысле?
- Ну, первое, что он сделал - бросил мне в ебальник горсть мелочи зачем-то.
- В спортзале?
- Да.
- На занятии?
- Да.
- Пиздец конь.
- Еще он страшно орал "кия". Страшнее всех.
- Бля. Точно спецназ ЖЭКа, - заржал Знатков.
- Он типа тоже ветеран. Как и ты. Может ему там тоже башку погнули. В самой горячей в мире точке.
- Ну я же не ору?
- Ты хуже.
Мы еще выпили и Знатков, углядев какую-то тень любопытства в глазах барменши, заставил меня рассказывать дальше. Барменша переползла поближе. Я приободрился.
- А потом мне достался вообще страшный дяденька. Ростом метра два и весом с танк. Видимо, самбист, по повадке, - продолжил я. - Пару раз я от него уходил, но потом он меня все-таки поймал и бросил. И, молодец такой, прямо мимо мата. На доски - хуяк. Я только успел подумать, что моим лёгким пиздец пришел, смотрю - он сверху на меня летит. Добивать. Как вспомню, до сих пор вздрагиваю. В общем, летит он, болезный, думаю - "прощай мама", и тут он - нагибается!
- На добивание? Нагибается? - заржал Знатков, подмигивая барменше.
- Ну я ж маленький, меня поди найди там на полу. В общем, нагнулся он, я со страху пальцами ему по шарам как уебал! От души.
- Ага? - недоверчиво сказала барменша. - Так выбьешь же глаза-то, посадят.
- Как же я их выбью? Они ж мокрые, круглые и крутятся там в глазницах. Рефлекс у него опять же. Веки успевает закрыть. Чтобы шар пальцем выбить, надо Брюсом Ли быть. А я так, бухануть зашел.
- А дальше-то? - азартно спросил Знатков, снова погружая усы в шапку пены.
- Ну в общем, он руки свои мясистые поднял к ебальцу, я как лежал - ладошкой его по кокочкам и приголубил. Снизу и сзади так чутарик. Бум. Вой на весь зал, вопли. Он лежит, орет матом, эти вокруг бегают. Я говорю, граждане вы что, совсем ебанулись? Вы меня все выше как минимум на голову, тяжелее раза в два, я что, должен тут среди вас как пионер-герой среди сосен погибать?!
- Ну вы и клоуны, - как-то обиженно сказала барменша.
- Хочешь сказать, пиздим? - возмутился Знатков. Он взял со стойки бокал, сунул туда трубочку и поставил себе на голову. - Давай, Макс, вынимай трубочку. Как ты нам тогда показывал.
Пока я держался за стойку, мне казалось, что держусь я молодцом. Но как только пришлось встать, какой-то нехороший комок прокатился у меня в башке от одного уха к другому. Я незаметно чуть привстал на приступочек у стойки и бросил ногу в туман. Трубочка вылетела, чуть обрызгав барменшу джин-тоником.
- Угощаю, - сказала она, поставив нам еще по тёмному "кроненбургу".
Потом были задушевные разговоры, потом Знатков кого-то бил, потом кто-то меня хватал и куда-то тащил, потом я кого-то бил, потом Знатков нас разнимал, потом мы что-то пели, потом он разбил кому-то лобовое стекло, потом мы бежали, потом ждали преследователей в темноте арки, припася две конкретных арматурины... Потом мы решили поссать и... я обнаружил в застёгнутых карманах пуховика две бутылки пива "бавария". Как у ковбоя. С каждой стороны. Вместо кольта по ноль-пять. "Ты же с утра очнёшься, пить захочешь", - отечески сказал Знатков и вышел на проспект.
- Троллейбус, стой! СТОЯТЬ БЛЯТЬ! - заорал он посереди улицы, выставив вперед ладонь, как Тринити в известном кадре из "Матрицы", где она стоит в телефонной будке. Троллейбус остановился. Штанги слетели и замотылялись под падающим снегом, как два алкаша на батуте. - Прошу вас, - сказал Знатков и выписал передо мною в воздухе какой-то замысловатый крендель вязаной шапкой, имитируя нечто людовико-менуэтное.
Я вошел в троллейбус, поминутно проверяя, цело ли моё пиво. Женщина-водитель что-то орала в распахнутую переднюю дверь, оттуда рыком доносился дикий мат Знаткова. Наконец, троллейбус поехал. Желтые пятна света расплывались перед глазами, из них вытекали какие-то радужные концентрические круги, весь мир пульсировал и надувался, как брачующаяся жаба. Мутно-зелёная липкая волна упёрлась в подбородок жестким детским кулачком и хлынула из меня наружу в каком-то истерическом припадке.
Надо сказать, стоял я на таком небольшом возвышении, какое было в старых троллейбусах рядом с центральной дверью. Помните? Где у входа одно место, спинкой к стеклу, а потом идет нормальное двухместное седалище? На нем, возле окна сидела девушка романтичного вида. Впрочем, мне всё казалось дико романтичным в тот момент. Троллейбус сильно тряхнуло и я перелетел через спинку этого сиденья, попытался в полёте как-то извернуться и в результате обнаружил, что обильно блюю между ног этой девушки, стоя на руках и упираясь ладонями в её теплые джинсовые бёдра. Кто-нибудь из вас хоть раз блевал, стоя на руках? А стоя на руках на бёдрах сидящей девушки? Один из моих уродливых зимних ботинок застрял где-то вверху, зацепившись за поручень. Я смотрел прямо в шаговый шов синих девичьих джинсов. В голове толкались мысли: "Интересно, какого цвета у неё трусики? Как я так красиво полетел? Как я буду вставать обратно?". Вставать обратно мне не пришлось, помогли сердобольные граждане. Перевернули. Весь троллейбус смеялся так, что, казалось, лопнут барабанные перепонки. Девушка истерично закричала, водитель открыла двери и несчастная дева вылетела в темноту.
Выходя из троллейбуса, я пощупал карманы. Пиво не выпало.Хорошие застёжки. Последнее, что я помню: дом, резкий запах аммиака и - словно сквозь вату - крик ребёнка "Мама, не бей папу, он же пьяный, ему больно". Потом - резкое чувство стыда и провал.
Как я добрался до части на следующее утро - не помню. Подполковник Петя зашел с утра в биндюжку и коротко сказал: "М-да. До двенадцати Зубатко не будет, приводи себя в порядок. Потому что потом тебе идти Николаичу ассистировать. И ещё. Держись от Знаткова подальше. Я тебя по-человечески прошу. Он ебанутый, а ты себе всю жизнь испортишь".
В двенадцать ноль-ноль я вплоз в спортзал, одетый в чудовищного вида армейское кимоно, промокшее от холодного болезненного пота. Знатков, синий с похмелья, таскал гимнатические маты. Оптимистичный Николаич командирским голосом объявил личному составу, что время сложное, и что утром подписан приказ генерала усилить физическую подготовку. Поэтому всё будет серьёзно, с зачётами, с соревнованиями и прочей лабудой. Для всецелой реализации стоящей перед нами задачи, сказал Николаич, мы разбили вас на несколько групп. Сегодня вы будете проходить приёмы самообороны от палки и сапёрной лопатки. Группа "раз" идет со мной и разбирает лопатки. Группа "два" идет с прапорщиком и работает с палками. Прапорщика слушаться, как меня.
Я с тоской посмотрел на двери бани. Там исцеление, там рай, там вкусно пахнет сосновой доской и эвкалиптовой настойкой, там в холодильнике томятся две вчерашних бутылки пива... Но меня ждали два десятка хмурых защитников Отечества. Некоторые держали в руках пластиковые палки, некоторые - секретные черенки от лопат. Поехали, сказал я и начал занятие. Знатков издевательски хехекнул и уселся в углу.
Проливая литры хмельного пота, поминутно прикладываясь к бутылочке с водой, я терпеливо махал палкой, уходил с линии атаки, поправлял стойки, как вдруг случилось То Самое.
- Товарищ прапорщик, разрешите я вас по-настоящему ударю, - сказал голос сверху.
Я повернулся. Надо мной высился старший лейтенант Гена, прибывший откуда-то из Сибири вместе с красавицей женой. Пацаны рассказывали, что красавица умудрилась за неделю переспать практически со всей частью. Гена мучался, но загонял тоску вглубь. Ибо любовь.
- Мне всё время кажется, что условный спарринг - это как-то не по-настоящему, - пробасил Гена. Двести тридцать сантиметров невысказанной боли. Полтораста центнеров ревности. Голова, диаметром почти с колесо от "жигулей", полна мрачных мыслей о несправедливости мироустройства.
- Не все из вас готовы к свободному бою. Наша цель - дать вам основы самозащиты, максимально снизив при этом уровень травматизма, - ответил я стандартной формулой.
- Товарищ прапорщик. Можно. Я. Вас. По-настоящему. Ударю, - повторил Гена.
Я беспомощно обвел глазами зал. Двадцать пар глаз с любопытством смотрели на юного идиота в кимоно. Обосраться было нельзя. Очень хотелось, но никак. Вы когда-нибудь перестанете пробовать меня на сопротивляемость, пидарасы? Ну почему я должен каждой скотине, каждому ебанутому бройлеру доказывать, что имею право на жизнь?.. Популярное выражение "хтонический ужас", пожалуй, лучше всего описывает те чувства, которые одолевали меня в этот момент. Я оправил кимоно, звучно пёрнул жестоким похмельным газом и обреченно сказал:
- Ну, бейте.
Мощная лапа, покрытая жесткими бурыми шерстинками, сжала палку и пошла на замах. "Зачем я вчера так нахуярился?". Брежневские брови козырьками опустились на большие карие глаза. "Блять, а главное - зачем я так намешал всякого говна?". Вулканические ноздри гиганта раздулись, набирая воздух, внутри шевелился черный лес волос. "Интересно, медик в этом зале или к Николаичу пошел" успел подумать я и тут он ударил. По-настоящему. Как во сне я двинулся навстречу, выполняя сабаки, вскользь прошел по руке и схватил Гену за волосы на затылке. "Кудрявые, почти негритянские. Это хорошо", как-то помимо воли зарегистрировало сознание, а другая рука тем временем уже летела к гениному лицу. Всем своим хилым тельцем я вложился в ладонь и со всей дури уебал Гене в подбородок, одновременно разворачивая его за затылок "лицом к солнцу". Только бы шея выдержала, мелькнула жутковатая мысль.
Разворачиваясь, я успел увидеть мощные, покрытые шерстью ступни в драных борцовках, гигант на мгновение взлетел, спасая шею и после тяжело рухнул прямо на доски пола, плашмя. Бухххх. Я опустился над ним, и заорав, как ебанутый павиан в период гона, выполнил классическое добивание. Тут мне показалось, что он дернулся и я изо всех сил ударил его по рукам, отметил болевой на глаза, показал скручивание головы, потом взял его за два пальца и заставил встать.
Все молчали. Мне мучительно хотелось срать. Жывотный ужас все никак не хотел уходить, метаясь по закоулкам сознания, как эхо. Колени тряслись, в позвоночнике играла какая-то плохо настроенная струнка. Гена сухо кашлял и танцевал на цыпочках, хлопая себя свободной рукой по массивной груди. Мокрая прядь упала мне на лицо, по спине струился водопад. Сердце ломилось куда-то в горло, выбивая на кадыке сложный африканский ритм.
- Сдаётесь, - скорее констатировал, чем спросил я и чуть подломил пальцы.
- Да, - сказал кто-то из толпы. Гена продолжал кашлять и молотить себя по груди.
- Вот таким образом вы и должны работать против атаки палкой, - как можно более будничным тоном сказал я. - Сейчас вы самостоятельно выбираете темп и силу удара и тихонечко работаете до тринадцати тридцати. Потом подойдёте к Виктору Николаевичу и отчитаетесь, как усвоили технику.
- Я думал, что кому-нибудь придет пиздец, - раздался из-за двери бодрый голос Знаткова.
- Он пришел. Ко мне, - ответил я, сидя на унитазе с бутылкой пива.
- Ты, хорош там срать уже, - сказал Знатков. - Где там пиво твоё?
- Знатков, у меня диаррея, а ты меня смущаешь. Иди лучше тэн прикрути, а то сдохнем с тобой с похмелюги прямо на полке, - ответил я и рывком допил остатки.
Тогда я еще не знал, что именно с этого дня буду пить каждый день. Долгие и долгие, почти бесконечные годы...
maxss.livejournal.comскачать dle 12.1 |
