Навальный и Офицеров – не первые жертвы так называемого российского правосудия и, как все мы понимаем, не последние. Некоторая – какое бы тут подобрать слово? – ну, скажем, ошарашенность – ну да, вот некоторая ошарашенность после оглашения приговора в оптоволоконном воздухе витала, но ничего нового и удивительного ведь не произошло.
И все же бывают такие моменты, когда мир становится прозрачнее, чем обычно, и вопросов к тому, с чем мы имеем дело, не остается. Российская государственность, дама и без того в последние годы скромностью не прославившаяся, 18 июля в Кирове сорвала с себя остатки одежд и пустилась в пляс. Зрелище вышло грустное.
Без всякого стеснения хозяева страны показали всем, кто не ленится смотреть, что у государства почти ничего нет. А значит, и государства нет.
Бессмысленность, несостоятельность, отсутствие суда как института в России – не новость. Но демонстрация этого отсутствия в прямом эфире всем желающим – новость. К концу второго дня защита разорвала обвинение в клочья, показав упрямым даже, что никто в городе Кирове не собирается выяснять, крал ли Навальный деревья на самом деле. А дурацкая пьеса все длилась и длилась, тянулась и тянулась.
И теперь, конечно, на могиле российского правосудия следует поставить памятник судье Блинову. Попал человек в историю.
Но и разгром следствия – он же не случайный. Если суд – постановка, то надо хотя бы готовиться. Сценарий писать. Фабриковать улики. Подбирать лжесвидетелей, способных не только мычать и пускать слюну. Есть свои требования профессиональные даже и к тем, кто срока ребятам шьет. Но и эти компетенции, похоже, утрачены, раз уж даже для сверхрезонансного дела не смогли выделить специалистов.
Но компетенций нет и выше, как сказал бы старик Сальери. Приговор от хода судебных слушаний не зависел. Режиссеры могли выбрать любой. Например, дать Навальному условный срок – даже немного унизительный, после которого мало кто пошел бы на несанкционированные митинги, условный, удобный, отсекающий от политики и ограничивающий действия. А Офицерову – реальный, чтобы у ненавистников Навального был повод позлословить о подлой его сущности. Но они предпочли продемонстрировать то ли страх, то ли злобу, а скорее глупость – реальный срок, взятие под стражу в зале суда, наручники и слезы, – и превратили Навального в безусловного лидера оппозиции.
А потом, переиграв не без внезапности собственное неумное решение, выставили себя вовсе дураками, озадачив самых верных сторонников. Многие сейчас эксперты, щедротами Кремля живущие, сидят и думают, какими словами описать очередную победу власти. Очередное мудрое решение. Очередной красивый, тонкий и умный ход. Им, наверное, грустно сейчас, экспертам.
Правда-то на поверхности. Правда в том, что как ни изображай мачо, в какие батискафы ни лезь, а годы берут свое, вертикаль висит безвольно, и одно ведомство спокойно может погрызть другое ведомство, не задумываясь, какой эффект это произведет во внешнем мире. Система ручного управления выродилась в систему тотальной неуправляемости.
А если вспомнить, что вместо парламента у нас – цирк со злобными карликами, вместо чиновников – аппараты по пожиранию денег, если вспомнить шубохранилища, планшетные компьютеры ценой в сто двадцать миллионов, если вспомнить, как красиво падают фейерверком с неба ракеты-носители, – сам собой возникает вопрос: Владимир, а что случилось с вашим государством? Оно не утонуло ли? Вы не его тут недавно искали на дне прохладной Балтики?
Только ОМОН и остался у государства. Крепкие парни с промытыми мозгами. Но, кажется, не осталось тех, кто способен отдать этим парням осмысленный приказ. Впрочем, про ОМОН чуть ниже.
Не стану множить мемуары о том, как мы шли на Манежную и пришли, а нас не пустили, и как они давили, а мы не гнулись, и какие прекрасные у всех были лица. В блогах прочтете, там много.
Просто перескажу два коротких разговора с бойцами московского ОМОНа.
Первый – высоченный, с лицом простым и открытым. Русский богатырь, которому, наверное, с трудом подобрали форму. Спокойный, улыбчивый, уверенный, как все силачи, в себе.
Словоохотливый богатырь сообщил нам, что нам за митинги платят. Что нормальные люди после работы идут домой, в семью, смотреть телевизор. А он не может после работы смотреть телевизор, потому что мы тут создаем давку, а ему приходится защищать от нас прочих, достойных граждан. Которые идут домой, в семью, и так далее.
Вообще, это, конечно, интересный момент: площадь перекрывают они, а давку почему-то создаем мы. Ну да неважно.
Еще он зачем-то сказал, что ему не нравится Рамзан Кадыров, но и Рамзан Кадыров нужен для страны, раз терпят его.
Высоченный, простой, открытый, с телевизором вместо головы, в телевизоре – вечный «Первый канал». Домой, в семью, немного водки, жену поколотить для порядку, детишкам по оплеухе, чтобы знали.
Второй – обычных размеров человек с лицом злым, смуглым и острым. Этот внезапно объяснил нам, что мы ничего не можем, а значит, и прав у нас никаких нет. Что сначала нужно сделать что-нибудь достойное. Перерезать, например, всех черных. А потом уж и митинговать.
Вот эти двое – жаль, что их не двое на самом деле, конечно, – все, что осталось у государства. Все, что осталось от государства. Человек с мозгами, вымытыми напрочь, неспособный выстроить связно двух предложений, но и дискомфорта от этого не чувствующий. И человек, в котором выгорело все, кроме злобы, в котором цела только ненависть ко всем, на него непохожим. То есть ко всем вообще.
Это два полюса путинской России. Не те, кто сидит на трубах и хранит в подвалах каменных бессмысленные шубы. Нет, вот они. Два полюса и пустота между ними. Пустота красиво звенит.
Иван Давыдовскачать dle 12.1 |
