Когда за здоровье начинают волноваться столько врачей, пациент, собственно говоря, должен был бы выздороветь. Параллельно с тревожным открытием, что россияне, прежде много читавшие, теперь книги практически не читают, ученые-гуманитарии почти регулярно констатируют тот факт, что происходит все большее падение уровня русского разговорного языка. Примером служат телеведущие, грамматическим ошибкам которых уже больше никто не удивляется, радиодискуссии со слушателями, беспомощно пытающимися сформулировать свою мысль, а также ораторы на конференциях, увешивающие каркас русского языка модными английскими словечками, как новогоднюю елку игрушками. С начала девяностых годов классическая русская культура и унаследованный ею литературный язык уже больше не отвечают своим обязательным нормам.

Русский язык, как и общество, раскалывается на группы с особым жаргоном. С одной стороны, это пришедшие с англицизмами идиомы информационных технологий, индустрии развлечений и экономики. С другой стороны, - самобытные, сопротивляющиеся развитию диалекты отдаленных районов. Когда в языке появляется так много специальных идиом, это является признаком его здоровья и жизненной силы, считает Александр Молдован, директор Института русского языка и литературы Академии наук. В условиях менее сильных по природе организмов, таких, как украинский язык или языки государств Балтии, государственная политика в области языка вынуждена выращивать их искусственно.

Валентина Труфанова, преподающая русский язык в московском Гуманитарном университете как иностранный, объясняет причину использования в разговорном языке фрагментов предложений и трудно перевариваемых заимствованных слов сегодняшней беспокойной и непредсказуемой жизнью. Лингвисты подсчитали, что русский язык обогащается ежедневно на шесть-семь новых "варваризмов", начиная со слов "топлес", "унисекс" и "портфолио" и кончая "бартер-чартер", причем написание иностранных слов на кириллице производит их звуковую ассимиляцию, делает склоняемыми. Слова "диджей", "ток-шоу", "саундтрек" и "имидж" являются неотъемлемой составной частью лексики русского языка. Один из законов, принятых Думой, устанавливает, что в тексте рекламы на кириллице должны быть написаны и названия западных марок.

Сторонники чистоты языка, которые предпочли бы заменить все иностранные слова русскими новообразованиями, уже давно бьют тревогу. Госпожа Труфанова напоминает о кампаниях по русификации столетней давности, когда пытались выкорчевать такие широко употреблявшиеся слова, как "эгоизм" или "калоши" и заменить их на "ячество" и "мокроступы", Все это потерпело безнадежное поражение при столкновении с языковой практикой. Столь же безуспешным было стремление Александра Солженицына обновить русский язык за счет полузабытых славянских корневых слов, а не путем заимствования иностранных слов. В результате появился "Русский словарь языкового расширения" с такими чисто самобытными словами, как "верхосытка" и "кончалый", которые должны заменить слова "десерт" и абитуриент". Но подобные неологизмы остаются бесплодными поэтическими свидетельствами изоляционистской утопии. В иностранных, как правило, английских словах отражается живая реальность, которая не обходится без таких заимствований, как "ипотека", "продюсер", интернет-"чат".

Там, где у докладчика есть выбор между русским и иностранным обозначением, там иностранное слово почти всегда придает предмету налет таинственности, широкой распространенности в мире и больший престиж. Слово "бутик" красивее, чем "магазин", "президент" фирмы или учреждения являет собой нечто более значимое, чем "председатель". Но иностранные слова звучат всегда и несколько обманчиво. На вопрос, как можно было бы лучше всего перевести на русский язык такие термины, как "промоутер" или "гламур", большинство из носителей русского языка сразу же назвали такие определения, как "промывание мозгов" и "лакированная внешность", сообщает госпожа Труфанова. Не лучший опыт импортированные понятия имеют также в языкотворческом плане: благодаря широко распространенному разочарованию постсоветскими реформами появились такие краткие, но выразительные слова, используемые в устной речи, как "дерьмократия" и "прихватизация", которым можно найти лишь приблизительный немецкий эквивалент в виде "дерьмовой демократии" и "хищнической приватизации".

Разумеется, чувство языка изменяет себе, когда речь идет о национальной идентичности. Во время Зимних Олимпийских игр в Турине на удивление многие русские разволновались из-за того, что название их родины на одежде олимпийской команды было написано на английском языке. Обозначать свою страну по-иностранному, как "Russia", для малых государств было привычным явлением, для русских же, судя по всему, это было болезненно, тем более, что с ростом политического веса России возрастает снова и национальная гордость. Однако почти невыносимыми для русского уха являются используемые социализированными соотечественниками для выражения своего удивления или испуга не русские восклицания, "ах" или "ой", а "вау" ("Wow!") или "упс!" ("Oops!"). Английские междометия, рассказывает Валентина Труфанова, возглавляют список иностранных слов, которые ненавидят больше всего.

Язык очищает себя сам, как открытые водоемы. Модные слова, не имеющие собственной функции, долго не живут. Вместо еще недавно модного "консенсуса" теперь снова используют русское слово "согласие", слово "холдер" ("Holder") опять было заменено на слово "владелец" (держатель). Разумеется, любой прогресс требует жертв. То, что образцово говорившие в советское время дикторы телевидения должны были за каждую незначительную ошибку платить штраф в размере трех рублей, Валентине Труфановой кажется сегодня курьезным символом стабильной как мумия эпохи. Однако доцент сожалеет, что в российских школах все меньше заставляют учить наизусть стихотворения, в результате чего теряется традиция, что является настоящей утратой, как и закат литературной декламации как самостоятельного сценического жанра.

И все же литературный русский язык по-прежнему остается условием для социального роста, а для нерусских из бывших советских республик - лингвистическим стандартом, необходимым для интеграции (Lingua franca). Как объясняет Леонид Крысин, эксперт по вопросам культуры речи из Академии наук, русский язык открывает для казахов, киргизов, белорусов и украинцев современные области знаний. Даже на Украине честолюбивые родители часто предпочитают отправлять своих детей в русские школы, так как украинский научный язык пока еще предстоит создать. Русские из провинции, говорит Крысин, должны отказаться от своего диалекта, если хотят сделать карьеру. Эта русская языковая среда отличается от языковой среды Германии. Между тем местные диалекты умирают постепенно, но, к сожалению, неизбежной смертью вместе с русским деревенским ландшафтом

В России социальные разногласия, социальный подъем или социальное падение происходят часто вопреки нормам закона. Русская культура речи напоминает об этом словами, взятыми из жаргона преступников и занявшими прочное место в экономической лексике. Крысин имеет в виду такие выражения, как "впарить" ("обмануть"), "капуста" ("деньги") или "ставить на счетчик" ("ежедневная пеня за просрочку платежа").

В чем русский язык превосходит все остальные языки, так это по части ругательств. Ограниченное количество основных слов, обозначающих половые органы и акт спаривания, превращается благодаря приставкам и суффиксам в практически бесконечный арсенал фантастически звучащих сильных выражений, передающих преимущественно умственную ущербность, небольшие катастрофы, крайнее восхищение или отвращение, то есть, все то, что не поддается рациональному пониманию. Этот язык, прежде являвшийся табу за рамками мужского общества, заряжающий сухую логику нормального языка первобытными жестами насилия, но и сказочной магией образности, с некоторых пор используют без всякого стеснения также женщины и дети. Это одновременно и архаичный и вечно молодой лингвистический памятник мировому опыту, в котором неконтролируемые инстинкты находятся в вопиющем противоречии со стремлением рассудка расставить все по полочкам.

("Frankfurter Allgemeine Zeitung", Германия