С Бернесом мы были неразлучны

— Я УВЕРЕН, что самое ценное в жизни — это друзья. Такие друзья, которым можно позвонить в три часа ночи с каким-то совершенно ерундовым анекдотом, и чтобы они при этом на тебя не обиделись.

Сейчас, к сожалению, мало кому могу позвонить: почти все друзья покинули этот мир, а с тем светом связи, как известно, нет. Зато в прошлом я мог с легкой душой позвонить среди ночи Михаилу Зощенко, Саше Галичу, Марку Бернесу. Правда, Марк в таких случаях обычно шутил в ответ и перезванивал мне через час. Марк был моим лучшим другом. Многие ошибочно полагают, что с Бернесом я познакомился во время съемок фильма «Два бойца», где он исполнил мою «Темную ночь». На самом деле это случилось раньше, в 1939 году, на съемках фильма «Истребители». Марк тогда сразу стал всенародно знаменитым и любимым артистом.

Как-то я сидел с поэтом Михаилом Светловым в кафе «Националь» и рассказывал, что Бернес влюблен в его стихи. И вдруг за соседним столиком заметил самого Марка. «Смотрите, Миша, какое совпадение. Бернес сидит за соседним столиком». «Это вот тот крашеный блондин?» — спросил Светлов. Он в кино ходил редко и не знал Бернеса в лицо. Однако, польщенный тем, что известный артист увлекается его поэзией, встал и подошел к соседнему столику. А Марк, утомленный свалившейся на него славой, лениво поднял глаза и спросил: «Вы, конечно, насчет автографа?» Светлов согласно кивнул. Бернес достал из заготовленной на всякий случай пачки одну из своих фотографий и собрался уже подписать, но Светлов сказал: «Нет, вы меня не поняли. Это я хочу вам дать автограф». И расписался на своей вынутой из кармана книжке.

Мы с Марком почти не расставались до самой его кончины. Вместе обожали разыгрывать друзей. Однажды на съемках очередного фильма в Киеве с Марком и его женой Паолой (на редкость красивой женщиной) мы отправились ужинать в ресторан. К нам решил присоединиться один известный артист, который выступал в Киеве с концертом. Он поинтересовался у меня, что за женщина рядом с Бернесом, на что я ответил: «Проститутка, приехала подработать из Москвы». Паола мне подыграла и пригласила его в 12 ночи прийти к ней в номер. Артист пришел в положенный час. Паола лежала на кровати, до подбородка накрытая одеялом. «Ну что же вы стоите, раздевайтесь», — сказала она. Артист снял с себя всю одежду и продолжал стоять посередине комнаты. В этот момент из ванной вышел голый Бернес. Увидев артиста, он возмущенно закричал: «Что вы здесь делаете, голый, в номере моей жены?!»

А в другой раз в Москве мы разыграли скульптора Сергея Орлова, который в тот момент работал над известным памятником Юрию Долгорукому, который стоит на Тверской улице. На момент нашего розыгрыша у него был готов только миниатюрный макет. Зато постамент для памятника на Тверской уже был установлен. Сам скульптор жил недалеко. Как-то ночью, будучи у него в гостях, мы взяли этот макет, не больше метра в высоту, и водрузили на подготовленный пьедестал. Эта «композиция» простояла сутки. И никто из городского начальства не обратил на нее внимания. Потом спохватились. Скандал. Начали разыскивать злоумышленников. Орлов сразу признался, что был пьян и спал. Никого не нашли.

Бернес часто выручал меня в непредвиденных ситуациях. В 1947 году мы были с творческими вечерами в Ташкенте. На банкете я сильно надрался и, когда вернулся в гостиницу, еле стоял на ногах. А у меня в номере было несколько включенных электроплиток, потому что не работало отопление. Я с трудом разделся, а потом покачнулся и со всего размаха плюхнулся на одну из раскаленных плиток. Конечно, заорал нечеловеческим голосом. Тогда Марк, ухватил меня под мышки, отодрал от приварившейся к телу плитки. А от ожога спас старинным дедовским способом — положил на ковер лицом вниз и пустил на пораженное место тонкую струю (догадайтесь чего).

Случай с ширинкой

ЧТО касается розыгрышей, то я не только люблю делать это сам, но еще и собираю всякие забавные истории, записываю их. Вот одна из них. Знаменитый в 40–60-е годы джазовый пианист-виртуоз К. после гастролей в Чехословакии, возвращаясь в Москву, очень нервничал. Вечером должен был состояться его концерт, а самолет опаздывал на час. В результате все обошлось, но на концерт ему пришлось ехать, не заезжая домой, со всем багажом. В клубе, где он должен был выступать, выяснилось, что все сценические стулья срочно увезли в какое-то высокое учреждение, где проходило важное многолюдное собрание. Из зала стул позаимствовать было невозможно, поскольку стулья всех рядов были скреплены намертво.

Начало концерта через несколько минут. За кулисами нарастает паника — никакого другого сиденья, кроме огромного мягкого старинного кресла с вычурными ручками, не нашлось. И тогда пианисту пришла в голову гениальная мысль. Дело в том, что он купил в Праге новенький унитаз, который, не успев завезти домой, захватил с собой в клуб уже распакованный таможенниками. Этот агрегат быстро пристроили к роялю и задрапировали какой-то зеленой тканью. Сиденье по своей высоте вполне подошло пианисту. Все шло нормально до тех пор, пока маэстро во время одного из темпераментных пассажей сильно не перегнулся влево — скатерть соскользнула с унитаза, и весь зал увидел, на чем восседает пианист. О реакции зрителей говорить излишне.

Или другой случай. В начале пятидесятых в Зале Чайковского проходил сборный концерт. Артист Театра им. Вахтангова Горюнов рассказывал какую-то забавную историю. Публика смеялась навзрыд, но не только потому, что ее веселил текст, — Горюнов по рассеянности не застегнул ширинку. За кулисами после выступления разгорелся скандал. Директор зала во всем стал упрекать ведущую. «Но ведь я не могу проверять состояние штанов у каждого артиста», — оправдывалась она. После антракта крайне расстроенная ведущая вышла объявлять первый номер второго отделения. А открывать его должен был известный эстрадный чтец Эммануил Каминка. Ведущая, чьи мысли были заняты минувшим скандалом, неожиданно объявила: «Выступает заслуженный артист РСФСР Эммануил Ширинка!» Каминка, посчитав это проявлением антисемитизма, в бешенстве покинул зал. Той же ведущей пришлось объявить о замене. «Выступает квартет имени Бетховена в составе: Василий Шир…» — и, не договорив, ведущая уходит, вернее, уползает со сцены. Дело в том, что в составе квартета играли два брата — скрипач и виолончелист. И оба носили фамилию Ширинский!

Пижон в «Линкольне»

Я ВСЕГДА жил вне политики, никогда не водил дружбу с сильными мира сего. Творческая работа располагала к тому, что у меня никогда не было начальства. Я написал музыку более чем к пятидесяти фильмам. А если считать все песни, то их наберется несколько сотен. Чаще всего занимался тем, что мне интересно. При этом из-за своего дворянского происхождения (мой дедушка по материнской линии был камергером Его Императорского Величества) никогда не состоял ни в пионерах, ни в комсомольцах, ни тем более в партии. Да от меня, собственно, никто никогда и не требовал туда вступать. «Вдруг выкинет что-то? А нам потом отвечать?»- думали партийные боссы.

Однако при всем при этом я хорошо зарабатывал. Благодаря кино и эстраде получал большие по сравнению с общей массой населения деньги. В молодые годы был абсолютным пижоном. Шиковал. Если заказывал номер в гостинице, то не ниже трехкомнатного люкса. Когда я жил еще в Ленинграде и приезжал в Москву на съемки, то останавливался в гостинице «Националь» . Чтобы ехать обедать в «Метрополь», вызывал интуристовскую машину «Линкольн».

Однажды в ресторане я впервые увидел Фаину Раневскую. Она сидела с каким-то господином и смотрела в мою сторону, а потом указала на меня пальцем и рассмеялась. Я тогда был сильно озадачен. И когда через несколько лет благодаря съемкам познакомился с ней лично, напомнил ей этот эпизод. Оказалось, на вопрос своего спутника «Что вы будете на десерт?» она ответила: «Вон того мальчика».

Фаина, конечно, была удивительная женщина. Одно время мы были соседями. Как-то я вышел из подъезда и увидел у заднего входа овощного магазина кучу пустых ящиков. На одном из них сидела Фаина. Я спросил: «Зачем ты здесь сидишь?» — «Гуляю. Это мой сад». — И показывает на ящики. «Какой сад?» — «Вишневый». — «Почему, собственно, вишневый?» — «Я же Раневская». Вот такая старуха была. Часто по вечерам, когда ей было нечего делать, она приходила к нам в гости. Однажды я у нее спросил: «Фаин, а как твоя личная жизнь?» — «Она еще не совсем угасла. Иногда по ночам я слышу, как за стенкой занимаются любовью мои соседи».

С большой теплотой вспоминаю свою дружбу с Александром Вертинским. Очень часто Александр Николаевич звонил мне и спрашивал: «Что делаешь? Пошли прогуляемся?» Мы выходили утром, шли завтракать в «Националь», потом прогуливались по центру города и заходили в «Коктейль-холл» — было такое заведение на Тверской. Потом наступало время обеда, мы шли в «Метрополь», а ужинали в Доме актера. Таким образом возвращались домой поздно ночью в хорошеньком виде. Наши жены ненавидели эти встречи.

Разница в возрасте, которая существовала между мной и Вертинским, нам абсолютно не мешала. Точно так же, как и моим отношениям с Леонидом Утесовым. Я учился в одной школе с дочерью Утесова Дитой и впервые познакомился с Леонидом Иосифовичем на ее дне рождения. На том вечере исполнил вальс, который сочинил в подарок имениннице. После этого Утесов подошел ко мне и сказал: «У тебя, по-моему, есть музыкальные способности. Так что ты не бросай это дело». Собственно, так и случилось, и в будущем я написал не одну песню для него самого. Утесова я называл дядя Ледя и на «ты». Однажды он мне сказал: «Если бы ты когда-нибудь назвал меня Леонид Иосифович, я бы подумал, что ты на меня за что-то обиделся».

Киркоров — это безвкусица

СЕЙЧАС я почти не пишу песен, потому что их некому петь. А своей стилистики, по которой меня все узнавали, менять не собираюсь. Вообще к современной эстраде отношусь весьма критически. Мне категорически не нравится Филипп Киркоров. Он представляет синтез всей той жанровой пошлости, которая царит на нашей эстраде. Хотя и парень красивый, и голос есть.